Фридрих мельком взглянул на документы. Как вывезти под носом у Шлика двух видных, к тому же усиленно разыскиваемых девушек – этого он себе по-прежнему не представлял. Он даже зажмурился на минутку – вопрос представлялся ему невероятно сложным, точнее абсолютно неразрешимым.
– Я тут вот что подумал, – прошептал герр Шраде. – Все дороги перекрыты, повсюду рыщут ищейки наци, так что выход только один.
Фридрих жадно слушал его. Он был готов уже на что угодно.
Поскольку штурмбаннфюрера Шлика прислали в Обераммергау на постоянное место службы, явно на долгий срок, для Рейчел стало слишком опасно выходить из дому.
Но Лия никогда не преподавала драматическое искусство, ничего не знала об играх, развивающих умение импровизировать, о том, как детский коллектив может представить на сцене высокую драму. Не было у нее и понятия об американском юморе, который Рейчел так естественно использовала на занятиях, когда выдавала себя за Лию. Первое занятие, которое провела Лия, провалилось, дети расходились растерянные и разочарованные. Лия объяснила, что плохо себя чувствует, что у нее болит живот. Мамы, пришедшие за своими чадами, посочувствовали ей, однако не меньше детей были озадачены внезапной переменой в методике преподавания фрау Гартман.
В тот вечер Лия устроила сестре допрос с пристрастием, умоляя как можно лучше подготовить ее к занятиям, помочь придумать скетчи и научить так распределять роли, чтобы все внимание сосредоточилось не на учительнице, а на самих детях. Но в тот вечер они не продвинулись далеко, а назавтра у Лии было занятие с хором.
На второе занятие драмкружка, которое вела Лия, явился штурмбаннфюрер Шлик. Высокомерный, властный, он решительно прошагал в класс, а за ним как приклеенный шел Максимилиан Гризер. Юноша то злорадно ухмылялся, то заискивающе заглядывал в глаза начальству. Увидев зловещую парочку, Лия мигом позабыла все то, чему так старательно учила ее Рейчел.
– Здравствуйте, штурмбаннфюрер, – промямлила Лия.
Горло ее вмиг стало суше, чем картонные часы, которые она держала в руке. Ее бесило то, что при каждой встрече этот человек неизменно пугает ее до умопомрачения, бесила собственная реакция: сердце готово было выпрыгнуть из груди, пальцы отчаянно дрожали. В голове не осталось ни единой мысли, кроме воспоминания о налете, который Шлик совершил на бабушкин дом, о том, как он был жесток с ними обеими, как грубо их унижал. Что может помешать ему снова поступить как заблагорассудится? Быть может, присутствие детей?
– Здравствуйте, фрау Гартман. – Герхард обошел Лию вокруг. – Вот мы и встретились снова. – Холодным цепким взглядом он ощупал ее лицо, волосы, фигуру. Потом вдруг успокоился. – Вы не будете возражать, если я сегодня поприсутствую у вас на занятии.
Горло Лии судорожно дернулось. Она знала, что ее страх можно буквально потрогать руками – таким очевидным он был. Женщина обратила внимание и на то, что Шлик не задал вопрос, он просто констатировал факт. Когда-то Джейсон предупреждал ее: чем заметнее твой страх, тем с большей жестокостью ведет себя противник. Лия покрутила в руках игрушечные часы, зажмурилась, пытаясь сделать хотя бы один вдох. Что сказала бы Рейчел на ее месте? Как бы она отреагировала на присутствие Шлика? И что рассказал Шлику Максимилиан?
– Мы рады видеть вас здесь, штурмбаннфюрер. Сегодня мы учимся владеть мышцами лица и модулировать голос. Генрих, принеси стулья для штурмбаннфюрера и его спутника.
Генрих, однако, не сдвинулся с места, сердито глядя на Максимилиана, и Шлик переключил внимание на мальчика, заметив его необычную угрюмость. Максимилиан же, как человек без стыда и совести, ничуть не смутился явным вызовом, который бросал ему ребенок.
– Пожалуйста, Генрих, сделай то, о чем я тебя попросила, – ласково проговорила Лия.
Меньше всего ей хотелось, чтобы мальчик привлекал к себе внимание Шлика.
Изо всех сил женщина пыталась вернуть себе уверенность, с которой она вела уроки пения, но ей не были присущи те движения и мимика, которым обучала ее Рейчел. И тогда Лия вернулась к знакомым темам, которые проходила с хористами: как давать дыхание от диафрагмы, как подавать голос, словно хочешь, чтобы он долетел до горных вершин, как поднять подбородок, распрямиться и петь всем своим существом, а не одним только горлом. Конечно же, все это верно и для драматического актера. Тем не менее Генрих выглядел обеспокоенным, остальные дети казались растерянными, а Максимилиан беспрерывно шептал что-то на ухо Шлику. Герхард прищурился, вперил взгляд в Лию, словно хотел прочитать ее мысли. Он чем-то напомнил ей доктора Менгеле из Института. Внутри у нее все сжалось, и она с трудом заставила себя не опустить голову.
Часы на стене класса еще никогда не тикали так медленно. И никогда еще Лия столько раз не спотыкалась во время урока.
Как только дети разошлись, Герхард Шлик проводил Лию до городской площади. Она изо всех сил старалась не упасть в обморок.
– Сегодняшний день оказался очень поучительным, фрау Гартман. Правда, зная ваши уроки хорового пения и слыша восторженные отзывы и от детей, и от их родителей, я ожидал несколько иного.
– Это потому, что… – встрял было Максимилиан, но Шлик тут же заткнул ему рот.
– Как я сказал, это было очень поучительно, – повторил на прощание штурмбаннфюрер.
Лия не решилась на это ответить, только кивнула головой и размеренным шагом направилась к дому. Колени у нее так дрожали, что она споткнулась на пороге бабушкиной кухни, уронив на пол сумку с наглядными пособиями.