Спасая Амели - Страница 127

127

Уже довольно давно тетя Рейчел объяснила Амели, что вынуждена уйти далеко без нее, но, должно быть, позабыла об этом, потому что стала объяснять все заново, пользуясь простыми жестами, понятными девочке.

Знаками она сказала, что отныне Амели станет любимой дочкой тети Лии и дяди Фридриха, и это уже навсегда. Они будут ей мамой и папой. Это понравилось Амели. Она уже давно хотела, чтобы у нее появилась мама, ведь фотокарточки в серебряном медальоне недостаточно. Амели все труднее было вспомнить, как мамины руки обнимают ее, как вибрирует в грудной клетке мамин голос. Тетя Лия – нет, теперь ее нужно называть мамой – часто пела, особенно если Амели забиралась к ней на колени. Девочке очень нравилось прижимать ухо к маминой груди и ощущать идущие изнутри вибрации. А мама при этом улыбалась, и Амели заметила, что ее присутствие приносит маме радость, она чаще поет. Папа Фридрих жестами показал, что Господь Бог на небесах радуется, когда мы здесь поем, и тогда тоже поет с нами.

Тетя Рейчел еще раз пообещала, что будет всегда-всегда любить Амели. Потом указала на фотографию в медальоне и сказала, что всегда будет любить первую маму Амели. Еще она дала слово, что когда-нибудь обязательно вернется в Обераммергау и снова обнимет Амели. Когда – она точно не знала. Когда-нибудь, когда отсюда уйдут все плохие дяди.

Эти условия Амели поняла и приняла. Ей не было страшно. В жизни и без того много такого, что вызывает страх. А вот того, что многие ее любят, бояться не приходится, даже если они не всегда могут быть с ней рядом. Девочка не сомневалась, что тетя Рейчел вернется к ней, как только будет можно. Может быть, она привезет с собой дядю Джейсона, от которого Амели была в восторге. Раньше девочка мечтала, чтобы он стал ее папой, но дядю Фридриха она тоже любила. Амели вздохнула. Ей было радостно, что ее любят, что она нужна стольким людям.

Тетя Рейчел и мама Лия объяснили, что Амели придется сегодня лечь спать пораньше и не выходить из шкафа, пока кто-то из них не придет за ней. Утром здесь будет бабушка и накормит ее завтраком.

Амели видела, как две женщины, такие внешне похожие, с тревогой переглянулись. Вот то единственное, что заставляло Амели бояться, – когда взрослые сами не знали толком, нужно что-то делать или нет.

Спать малышке пока не хотелось, но она не сопротивлялась, когда тетя Рейчел уложила ее на тюфячок в шкафу, заботливо укрыла одеялом и поцеловала, желая доброй ночи. Амели смотрела, как тетя-фея смахивает с глаз слезы, подправляет грим, а потом закрывает за собой дверцу.

66

За час до начала представления Джейсон с Питерсоном вошли в театр. Джейсон старался не пропустить ни минуты обоих спектаклей: и того, что давали на сцене, и того, который должен был разыграться за кулисами. Ему необходимо своими глазами видеть все то, что позволит написать статью, даже сделать ее своего рода образцом для геббельсовской пропаганды. Питерсон же своими яркими фотографиями должен сделать эту пропаганду зримой и живой.

Войти в зал разрешили всего за десять минут до их прихода. Режиссеры и исполнители уже собрались за кулисами, дети готовились к скорому выходу на сцену.

За полчаса до того, как подняли занавес, в зал повалили солдаты – веселые, довольные тем, что их освободили на время от службы, все равно по какому поводу. Начали подтягиваться и местные жители. Еще двадцать минут они мало-помалу заполняли зрительный зал. Джейсон узнал фрау Брайшнер и ее родственницу из Штелле – ту самую, с которой случайно познакомился на рождественском базаре. Но все же кто она: Рейчел или Лия? Он не решился смотреть на нее слишком долго и выказывать свой интерес, лишь молился про себя, чтобы все сегодня прошло благополучно.

Жалко, что ему не удастся попрощаться с Амели. Слишком мало надежды на то, что он вообще сможет повидать ее снова. Трудно придумать подходящий предлог, чтобы еще раз приехать в деревню «Страстей Христовых», ведь эти знаменитые представления теперь не проводятся. Но Джейсон считал, что Амели должна растить женщина, не менее любящая и заботливая, чем Лия, да и другого такого отца, как Фридрих, еще поискать! Уж в этом Джейсон был твердо уверен. Что ж, придется с этим примириться.

Буквально перед тем как свет в зале погас, вошли бригадефюрер СС Шелленберг со Шликом, свитой офицеров рангом пониже и охраной. Можно было подумать, что публика собралась посмотреть именно на них. Джейсон почувствовал, как внутри у него все сжалось. Он никак не мог преодолеть это страшное напряжение, хотя уже много лет освещал жизнь в рейхе.

Питерсон подскочил к самой сцене, повернулся и быстро запечатлел на пленке нацистов со всей их свитой. Бригадефюрер гордо явил ему свой профиль. Джейсон тихо хмыкнул, когда Шелленберг кивнул Шлику – что-то вроде традиционной команды «улыбнитесь в объектив!» Пока все шло строго по плану.

Огни погасли, заиграл оркестр. Постепенно сцену осветили пятнышки слабого света, похожие на светлячков. Чуть ярче было в самом центре, и туда вышла Рейчел Крамер, на плечи которой стекали золотистые струи роскошно завитых кудрей. Она была необычайно привлекательна в длинном, до полу, платье из синего шелка с низким вырезом, открывавшим безукоризненные плечи цвета слоновой кости. Платье было почти точной копией того наряда, в котором она когда-то явилась на празднество в Берлине. Глядя на нее, зрители захлебывались от восторга. Рейчел зарделась от смущения и удовольствия, улыбкой поблагодарила публику.

Краем глаза Джейсон заметил, как Шлик привстал и тут же шлепнулся обратно на сиденье, словно сидевший рядом с ним генерал дернул его за руку.

127