– В это время в Обераммергау собирается довольно много народу.
– Вы имеете в виду, из-за постановки?
– Из-за постановки, из-за войны. – Бабушка оглядела гостя. – Количество умелой обслуги выросло.
– Бабушка имеет в виду, что из городов бегут матери с детьми, – вмешалась Лия. – Здесь в деревне больше еды. Многие жители берут себе постояльцев: селят их в домах и даже в магазинах и сараях. Мы всегда будем рады принять вас у себя, когда вы вернетесь в Обераммергау, чтобы взять интервью.
– Danke schön, – поклонился американец.
– Bitte schön, – улыбнулась Лия. – Вы хорошо говорите по-немецки.
Джейсон засмеялся.
– Но с чудовищным акцентом! Пожалуйста, не стоит притворяться… мне самому это известно.
Бабушка улыбнулась. «Такой мужчина не может не нравиться».
– Мы рады, что вы приехали, герр Янг. Только не забывайте: мы народ «Страстей Христовых». Мы предлагаем радушие и убежище – милосердие – для нуждающихся и ожидаем того же от других.
– Народ «Страстей Христовых» – такого я раньше не слышал.
– Услышите еще, если узнаете нас получше. Для всех нас, живущих в Обераммергау, «Страсти» – это профессия, мы зарабатываем представлением на жизнь. Для некоторых из нас это целая жизнь и выполнение обета, данного Господу нашими предками. А для кого-то – например, для нас – способ выполнить собственные обещания Всевышнему. Так мы учимся у Христа.
– Я совершенно незнакомый вам человек, а вы впустили меня в дом? – процитировал Джейсон, склоняя голову набок.
Бабушка с улыбкой кивнула.
– Ja. Значит, мы понимаем друг друга. – Она указала на дверь кухни. – Давайте зайдем в дом. Нам есть что обсудить, не так ли?
Рейчел трудно было сказать, кто больше обрадовался встрече: Амели или Джейсон, когда эти двое увидели друг друга. Джейсон присел, и девочка бросилась ему в объятия – глазки малышки сияли, как свечи на новогодней елке, она что-то лепетала. Даже бабушка ахнула.
– Как дела у моей самой лучшей девочки? – Джейсон подхватил Амели и закружил с ней по кухне, крепко прижимая малышку к себе. – Тебя тут не обижают?
Рейчел знала, что Амели не слышит ни звука, но, казалось, она отлично понимала, что говорит Джейсон. Эти двое обменялись несколькими простыми знаками – как будто у них был собственный секретный язык. Амели радостно засмеялась, словно услышала самую смешную шутку на Бродвее.
Наконец Джейсон присел за стол и огорошил их новостями.
– Завтра вечером Гитлер выступает в Мюнхене. Весь город кишит нацистами. Очень рискованно вывозить вас отсюда, но сейчас все заняты безопасностью фюрера. Они не станут искать женщину средних лет, которая едет в поезде… и детей тоже не станут искать.
Но Лия воскликнула:
– Амели не может остаться незамеченной! Слишком быстро станет очевидным, что у нее проблемы со слухом.
– Все правильно… вместе они ехать не могут.
– Но вы же сами с ней не поедете! – сказала бабушка. – Американец с немецким ребенком…
– Они тут же меня остановят. – Джейсон перевел взгляд с одной женщины на другую, погладил Амели по голове. – Ящик уже сработал. Мы могли бы…
– Нельзя ее опять сажать в ящик! – воскликнула бабушка. – Видели бы вы, что с ней было. Она была напугана!
Джейсон откинулся на спинку стула, продолжая держать Амели на коленях, но поднял руку в знак того, что сдается и ждет другого предложения.
– Зато она осталась жива, бабушка, – прошептала Лия.
Хильда подняла голову.
– Вот уж никогда бы не подумала, что ты согласишься на…
Лия сглотнула вставший в горле ком, не сводя глаз со спины Амели.
– Я не хочу, чтобы она вообще уезжала. Но мы не знаем, как долго сможем ее прятать; и если, как утверждает герр Янг, в Берлине ходят слухи о вторжении в Швейцарию… Того, чтобы Амели осталась в живых, я хочу больше, чем того, чтобы она была со мной.
Джейсон поднял взгляд на Рейчел, которая продолжала стоять в дверях кухни.
– А ты почему молчишь? Что думаешь?
– Все это так неожиданно.
Рейчел почувствовала одновременно прилив адреналина и неуверенность, к которым примешивалось растущее влечение к Джейсону. Она хотела, чтобы остальные покинули комнату, оставили их наедине, дали им возможность поговорить. А еще ей хотелось убрать у него со лба прядь волос песочного цвета, которая постоянно падала ему на глаза.
Джейсон выдержал ее взгляд.
– Что скажешь о том, чтобы снова посадить Амели в ящик? Или есть иной способ ее замаскировать и отправить с тобой… по крайней мере в том же вагоне, в котором будешь ехать ты?
– Нет, – произнесла Рейчел слишком поспешно. Ей не хотелось отвечать за Амели. – Не думаю, что мне удастся сделать так, чтобы она вела себя тихо. А еще я… У меня не получается с ней общаться.
– Я тоже так думаю, – сказала Лия. – Это было бы опасно для них обеих.
– Настойка опия, – негромко произнесла бабушка. – Мы давали ее младенцам в больницах во время последней войны. Чтобы они спали.
Лия прищурилась.
– Но…
– Можно дать девочке ровно столько опия, чтобы бóльшую часть времени она спала, но чтобы доза не превышала допустимую норму и не повлекла за собой необратимых изменений. От опия Амели не только проспит несколько часов; еще ей не будет так страшно в ящике.
– И как мы отошлем этот ящик? – поинтересовалась Лия.
– Это могут быть мои вещи – часть багажа. Нужно взять сундук, а не ящик.
Все это напоминало Рейчел пьесу.
Но бабушка была против.
– Если ты вызовешь подозрение, немцы обыщут твой багаж. А это выдаст вас обеих.
– Можно использовать работы Фридриха, – предложила Лия.