В самом низу лежали газеты министерства пропаганды – «Сказки Геббельса, которые стоит почитать», как про себя называл их Шлик. Их он возьмет с собой. Правда там написана или нет, эти газеты обеспечивали ему приятный вечер у камина, когда не было гостей.
Между двумя газетами обнаружился конверт, достаточно большой, чтобы в нем мог поместиться официальный документ. Отправителем был доктор Фершуэр, который перешел на работу в Берлинский институт. Заинтересовавшись, Герхард сломал печать и вытянул из конверта обложку журнала, к которой была прикреплена написанная от руки записка.
«Господин штурмбаннфюрер!
Мне трудно поверить, что эта прекрасная Мадонна – робкая и застенчивая Лия Гартман, хотя она и одета в баварский костюм. Твердо ли Вы уверены в том, что наша общая знакомая покинула Германию? Дайте мне знать, пожалуйста.
Д-р Отмар фон Фершуэр».
Герхард развернул журнальную обложку, и кровь бросилась ему в лицо.
Улыбающаяся с фотографии женщина, соблазнительная, манящая, могла быть только Рейчел и никем больше. Лия Гартман, даже в самых смелых своих мечтах, не смогла бы держаться так уверенно и выглядеть одновременно такой невинной и притягательной.
Ребенок рядом с ней, повернутый к зрителю в профиль, тоже показался ему смутно знакомым. В памяти Герхарда стали всплывать какие-то тревожные образы. Ребенок, несомненно, был очень похож на его покойную дочь, но малыш на фото выглядел постарше, гораздо веселее, крепче. К тому же он явно был мальчиком, пусть даже чем-то напоминавшим девочку. Герхард сразу же прогнал эту мысль. У него начинаются болезненные фантазии! Какой настоящий арийский ребенок не светловолос и не пышет здоровьем?
В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – ответил Герхард, невольно вздрогнув от неожиданности.
Перед ним навытяжку встал курьер, подняв руку в приветствии. Герхард вскинул руку в ответ.
– Что вам нужно?
– Ваш рапорт, господин штурмбаннфюрер.
– Что? – Герхард на время потерял способность соображать, а ему необходимо было мыслить ясно, чтобы выработать план действий.
– Вы вызывали курьера, господин штурмбаннфюрер? – На лице солдата отразилась некоторая неуверенность.
– А! Да, конечно.
Герхард встал из-за стола, взял в руки заготовленный конверт со своим рапортом и задумался. Потом принял решение и спрятал конверт обратно.
– Не нужно. – Он снова сел на место. – Пока я ничего отправлять не буду. Передумал. – Он махнул рукой солдату и отвернулся к окну, собираясь с мыслями. – Можете идти.
Когда за курьером закрылась дверь, Герхард вытащил из пачки не представляющих интереса бумаг письмо юного нациста из Обераммергау, а из ящика стола достал увеличительное стекло и принялся изучать надпись, сделанную мелкими буковками в нижнем углу журнальной обложки. Штурмбаннфюреру едва удалось разобрать фамилию фотографа – М. Элдридж. Герхард довольно улыбнулся, побарабанил пальцами по фото и припомнил телефонный разговор с газетчиком, который вывел его на этого напыщенного Джейсона Янга – того самого, который либо не знает об этом деле совсем ничего, либо слишком уж хитер.
Шлик откинулся на спинку стула, погрузившись в размышления. Он оказался слишком доверчивым. Искал не там и не то, либо этот сладкоречивый американец умышленно навел его на ложный след. Ну, во второй раз он на эту удочку не попадется!
Теплым июльским днем после уроков курат Бауэр остановил Рейчел в вестибюле школы. Она как раз собиралась уходить. Из рукава сутаны курат вынул маленький пакетик и положил его в корзинку, с которой Рейчел ходила на рынок.
– Шоколадка, подарок от друга.
– Здесь был Джейсон?
– Nein, – покачал головой курат, – но я видел его в Мюнхене. – Он улыбнулся. – Хороший парень этот ваш молодой человек.
– У него все благополучно? – Рейчел чувствовала, как внутри у нее поднимается теплая волна.
Курат утвердительно кивнул.
– Правда, он уверяет, будто совсем разбит из-за того, что каждую ночь ему приходится сидеть с берлинцами в бомбоубежищах, ожидая, когда английские самолеты закончат бомбардировку. К тому же его раздражает цензура. Говорит, что в новостях нет ни слова правды, да и нет ни одной доброй новости, которая заслуживала бы упоминания.
Рейчел улыбнулась. Все это очень похоже на Джейсона.
– У его друга Бонхёффера большие неприятности с гестапо, – сообщил курат, посерьезнев. – Насколько я понял, Исповедальная церковь предоставила пастору официальный отпуск «для написания богословского труда». Герр Янг дал понять, что Бонхёффер будет находиться в районе Мюнхена и Этталя.
– Этталя? Там же бенедиктинский монастырь, совсем рядом с поселком.
– Ja. Думаю, что его друг Йозеф Мюллер организовал приглашение от монастырского руководства. Там хорошо работается, пишется. Я молюсь о том, чтобы пастор Бонхёффер обрел там мир и покой, хотя, боюсь, мира в наши дни нет нигде. А вот опасностей хватает. Все больше иностранных корреспондентов перебираются в Англию и Америку.
– А Джейсон? Он тоже?..
– Он сейчас является как бы курьером для тех, кто в этом нуждается. Даже не знаю, сколько времени он будет… Времена трудные, фрейлейн, ни в чем нельзя быть уверенным, особенно последователям Иисуса. Вы должны быть внутренне готовы ко всему. Понимаете, о чем я говорю?
У Рейчел тревожно екнуло сердце, но она, собрав всю свою храбрость, кивнула в ответ на вопрос курата.
– Еще одно. – Он увлек девушку в тень. – Если меня заберут…
– Не нужно так говорить!