– Я понимаю, что это задача непроста…
– Непроста? Она невыполнима, опасна… и может стоить мне головы.
– Мне больше не к кому обратиться, некому довериться. – Рейчел выглядела отчаявшейся.
– Я вам помогу.
– Если мы будем сидеть сложа руки, отец Амели в конце недели отвезет девочку в центр… – Рейчел запнулась. – Поможете?
– Помогу. – Джейсон откинулся на спинку стула. Он выглядел серьезным и сосредоточенным. – Не знаю как. Но я знаком с теми, у кого есть связи с людьми, которые могут нам помочь. Мне нужно немного времени. Первое – найти место, куда ее можно спрятать… найти человека, который позаботится о девочке. А потом нужно сделать так, чтобы казалось, будто она исчезла навсегда.
– Я хочу забрать ее с собой в Америку. Тайком от Герхарда.
– Вам ни за что не вывезти глухого ребенка из Германии. Если вы не заметили, сюда вы приехали без ребенка. Вас не выпустят с немецкой малышкой, если вы решитесь поспешно бежать, мисс Крамер.
– Мне бы очень хотелось, мистер Янг, чтобы вы перестали разговаривать, как гангстер из Чикаго, – нахмурилась Рейчел.
– Вы слышали, что сегодня США объявили нейтралитет? Не уверен, что мы можем рассчитывать на наше правительство… сейчас или когда-нибудь.
– Тогда что вы предлагаете?
– Дайте мне сорок восемь часов. Посмотрим, кто сможет нам помочь и что я смогу придумать.
– Вы знакомы с влиятельными людьми?
Джейсон пожал плечами и отвернулся. Он не мог поделиться с Рейчел тем немногим, что знал сам.
– Поглядим.
– Почему? Почему вы беретесь мне помочь?
Джейсон не знал, что ответить. Он не был уверен, что знает ответ. Только понимал, что Гитлера ему не остановить, как не остановить евгенистов и того безумия, которое творилось во имя создания сильной Германии. Джейсона тошнило от того, что мир переворачивается и никто ничего не предпринимает. Может быть, если он спасет жизнь этой девочки… возможно, это что-то да изменит.
Янг взглянул на Рейчел – такую одновременно красивую, и смущенную, и ранимую, и гордую. Беспомощность девушки напомнила ему о собственном бессилии, которое он уже много месяцев испытывал в Германии. Напомнила о недавнем разговоре…
– На прошлой неделе я брал интервью у одного профессора-еврея – человека, который много лет работал в Берлинском университете и был корифеем в своей области. Три года назад его уволили с кафедры, лишили гражданства, конфисковали – «ариизировали» – его имущество и вполовину сократили продовольственный паек. Сейчас профессор метет улицы – когда повезет. В такие дни ему удается немного поесть. Даже эти крохи он делит с женой и соседом-евреем. После интервью я отдал ему свой обед. Можно было подумать, что я преподнес ему на блюде целый мир. В знак благодарности профессор подарил мне пословицу: «Тот, кто спасает одну жизнь, спасает весь свет».
Рейчел недоуменно уставилась на собеседника. Джейсон почувствовал, что внутри нее что-то происходит, идет борьба, рождаются мысли.
– Я ничего не знаю о тысячах людей, которых вычеркнули из общества, которых посадили в тюрьмы и которые умерли на каторжных работах. Но я хочу узнать о них, и сейчас – как раз подходящий случай. Кроме того, возможно, мы сумеем спасти не одного ребенка.
Джейсон встал, спрятал в карман адрес медицинского центра.
– Пообедаем вместе в четверг в «Уммерпляц», в двенадцать ноль ноль. Больше никаких звонков по телефону. Редакция прослушивается. Глаза и уши Геббельса прикованы ко всему, что попадает в прессу. Он не хочет, чтобы газеты «порочили» репутацию Германии перед мировым сообществом, а убийство детей может подмочить репутацию фашистов, невзирая на пропаганду.
Рейчел, широко распахнув глаза, кивнула.
Джейсон понимал, что для нее открылся новый мир. И был рад, что она так все воспринимает. Кому-то ведь необходимо знать правду. Журналистам не всегда удается разбудить людей.
– Такое нельзя печатать в газетах, – прошептала Рейчел. – Только не здесь и не в Америке. Для Амели это очень опасно, и для Кристины тоже.
– Что уж говорить о вас. – Джейсон швырнул на стол монетку. – Сейчас я ничего печатать не буду, не стану называть никаких имен. Но когда-нибудь этот материал выйдет в свет и станет сенсацией. Не забывайте об этом.
Спустя два дня Рейчел получила от Джейсона общие указания и передала их Кристине, с которой он пообещал связаться лично и обсудить детали. На следующий день – за день до возвращения Герхарда и ее отца из Франкфурта – была проведена операция по спасению девочки. Рейчел не знала, что это означает; знала только то, что общий план Джейсона звучал слишком дико, чтобы сработать, – и хорошо, если в процессе никого из них не поймают и не убьют.
Сама Рейчел должна была оставаться в гостинице – крутиться на глазах у служащих, создавать себе алиби. Но с другой стороны, это означало, что она ничего не узнает о том, как все прошло, пока не получит известий от Джейсона, который подтвердит, что Амели в безопасности. А уж потом Рейчел передаст новость Кристине. Джейсон верил, что чем меньше женщины будут посвящены в детали, тем естественнее будут себя вести. Но Рейчел знала: просто сидеть и терпеливо ждать – выше ее сил. Впрочем, на занятиях по театральному мастерству она научилась изображать невинность и разыгрывать озабоченность.
Кристина ценила каждую минуту последнего дня, который ей предстояло провести со своей малышкой Амели. Молодая женщина старалась запомнить каждую улыбку, то, как девочка выглядит во сне, каждый взмах ее ресниц, румянец на щечках. Она постоянно знаками показывала дочери, как любит ее, твердила, что Амели радость и свет ее жизни. Как могла, говорила дочери все, что не сможет больше сказать никогда.