Спасая Амели - Страница 58

Когда журналист закончил свой рассказ, фрау Бергстром поставила чашку на блюдце.

– Скорее всего, самое безопасное место для девочки – рядом с подругой ее матери, американкой. Она – ниточка, связывающая малышку с памятью о маме. Человек, которому, по всей видимости, не безразлична ее судьба, раз она попыталась спасти ребенка.

– Я пока не получал от нее вестей. Она должна найти способ покинуть страну, – колебался Джейсон. – Мы не ожидали, что нацисты так быстро захватят Польшу.

Хозяйка сложила руки.

– Мало кто этого ожидал. Еще до того, как герр Гитлер пришел к власти, Дитрих предвидел, сколько зла в зародыше этого движения. А еще он видел слабость, раскол внутри Церкви – нежелание Церкви встать, дать отпор, защитить, пока зло не распространилось так далеко и широко.

Фрау Бергстром откинулась на спинку стула, внимательно взглянула на собеседника. Джейсон чувствовал себя так, как будто находился на чаше весов.

– Вы упомянули, что прочли его книгу?

– Да. Поэтому и надеялся, что вы мне поможете… поможете Амели.

– Привозите ребенка на ночь сюда, а потом я помогу вам переправить девочку к подруге ее матери, потому что верю: именно этого хочет от меня Господь. Но, по-моему, герр Янг, прежде чем просить других рисковать своей жизнью и жизнью близких, вы должны ответить себе на вопрос: «Почему я это делаю?»

Джейсон сглотнул.

– Это правильно. Нельзя убивать детей.

– Почему? Вы должны спросить себя: почему нельзя убить этого ребенка, если таким образом освободится место для других, для тех, кто силен и духом, и телом.

Джейсон ушам своим не верил.

– Именно такой политики придерживается наш фюрер: есть люди, которые больше достойны жить, чем другие. По правде говоря, он утверждает, что в мире очень мало людей – элита, – достойных того, чтобы жить и размножаться. – Фрау Бергстром умолкла. – Спроси́те себя: если вы в это не верите, то почему? – Она опять сделала паузу. – Если этот ребенок не способен принести пользу обществу, как мы с вами, становится ли он от этого менее значимым? Откуда это известно?

Джейсон твердо верил, что Гитлер неправ, но от вопроса, который затронула фрау Бергстром, и из-за того, что сам Джейсон не выспался, у него заболела голова.

– Вы делаете это ради того, чтобы опубликовать потом в газете?

– Нет. Я не могу публиковать такое… не сейчас.

– А позже? Вы надеетесь заложить фундамент сенсационного материала? Или готовы отдать жизнь ради этого ребенка?

Она ждала ответа. Джейсон заерзал.

– Вы бросите ее, если все пойдет не слишком гладко? Если больше никто не сможет ее забрать?

– Я думал… я просто считал, что кто-то сможет… спрятать ее.

– Кто, если не вы? Когда, если не сейчас?

Джейсон почувствовал, как в груди у него все сжалось. Именно эти вопросы одолевали его каждый раз, когда он гасил свет перед сном, каждый раз, когда он пытался заснуть. Ему вспоминались слова Бонхёффера, они преследовали его, не давали покоя. Джейсон хотел поступить правильно, но ноша была слишком тяжела.

– Такова плата учеников Христа.

– Высшая милость, – вспомнил Джейсон, осознавая, как мало он понимал.

Хозяйка кивнула и, поднявшись, взяла его за руку.

– Везите девочку сюда. Обещаю помочь вам узнать о вашей подруге – находится ли она до сих пор в Обераммергау. Если да – у меня есть друзья, которые смогут переправить туда ребенка. В свою очередь вы должны пообещать мне, что прочтете абзацы, которые я отмечу для вас в Библии. А потом подéлитесь со мной своими мыслями: ради кого вы все это делаете и почему. Вы должны будете дать мне ответ: готовы ли вы делать то же самое для других.

Джейсон кивнул, крепко пожимая женщине руку.

Он был уже на полпути к гостинице, пряча за пазухой Библию, которую дала ему фрау Бергстром, когда сообразил, что только что согласился на долгосрочное сотрудничество с этой женщиной и ее друзьями – людьми, чьи убеждения могут затянуть петлю на шее, как у него, так и у них. Как ни странно, у Джейсона как будто камень с души свалился. Он ничуть не жалел о своем решении.

27

Штурмбаннфюрер Герхард Шлик во второй раз прочитал донесение из Франкфурта, потом швырнул его на стол. Рейчел Крамер не могла исчезнуть бесследно – ни в Германии, ни в Нью-Йорке.

Ее паспорт был обнаружен на борту одного из лайнеров в бухте Нью-Йорка, но Рейчел так и не появилась – ни дома, ни в институте Лонг-Айленда, ни в своем Нью-Йоркском университете, ни даже в «Кемпбелл-плейхаусе», где, как сообщают, за ней держали место. Предположительно, она была мертва – сначала тайно проникла на борт, а потом исчезла по пути в Нью-Йорк.

Исчезновение Рейчел в довершение к неожиданной смерти ее отца-ученого в Берлине наделало немало шума в международной прессе и послужило поводом для взаимных обвинений по обе стороны Атлантики.

Но Герхард отказывался верить, что кто-то из немцев убил Рейчел. Она была все еще нужна доктору Фершуэру и Менгеле; они – мягко говоря – допрашивали доктора Крамера до тех пор, пока он уже просто не смог отвечать на вопросы. Врачи были в бешенстве, как и сам Герхард: эксперимент, в который они больше двадцати лет вкладывали свои силы, провалился. Герхарда с войсками СС послали в Обераммергау на тот случай, если Рейчел стало известно о сестре-близнеце. Они с пристрастием допросили женщин, но тщетно.

Герхард был не просто зол, он был унижен, когда доктор Крамер признался, что не смог повлиять на свою строптивицу дочь. Девушка не хотела иметь со Шликом ничего общего. После этих слов Герхард ударил старика, наверное, слишком сильно. Эсэсовец не мог вынести того, что Рейчел второй раз с презрением его отвергла.