Тянулись минуты, и хотя Рейчел знала, который час, ей казалось, что поезд опаздывает. Она скорее чувствовала, чем видела, что вагон наполняется людьми и свежего воздуха становится все меньше и меньше. Кондуктор дал свисток, последний раз крикнул, что поезд отправляется, и тиски, сжимавшие легкие Рейчел, ослабли. И тем не менее поезд не трогался.
Она взглянула из-под ресниц. Лия сидела в шести рядах впереди нее – Рейчел ни с чем не могла бы спутать косы медового цвета, уложенные на макушке.
В начале вагона стояли два эсэсовца. Все головы повернулись в их сторону. Руки пассажиров автоматически потянулись за сумочками и во внутренние карманы пальто за документами. У каждого должны быть документы, каждый обязан по требованию предъявить их, каждый постоянно должен иметь при себе удостоверение личности.
Еще до того, как эсэсовцы к ней приблизились, Рейчел знала, что их целью является Лия. Именно она была причиной задержки поезда и испуга местных жителей. Нацисты намерены разыграть сцену, представление. Их неспешное приближение по проходу к ее сестре тоже было частью прекрасно поставленного спектакля.
Рейчел открыла кожаную сумочку. Когда она достала документы, мужчина – священник, который разговаривал с Лией, – встал, блокируя эсэсовцу дорогу. Присутствующие подивились храбрости священника.
– В чем причина задержки, роттенфюрер Фондгаурдт? Вы же нас знаете. Вы же видите, здесь все местные. Вы уже десяток раз проверяли наши документы.
– Сядьте, отче. – Эсэсовец хлопнул священника по плечу и толкнул его, чтобы тот опустился на место, а сам продолжил медленно двигаться по проходу.
Рейчел заставила себя дышать глубоко, ровно, чтобы сердце не выскочило из груди, заставила себя не обращать внимания на угрозу, затаившуюся на лице немца.
– Фрау Гартман. – Эсэсовец остановился. – Давно вас не видел в этом поезде. Разрешите поинтересоваться, куда вы собрались этим прекрасным утром?
Даже Рейчел видела, что он с ней играет. Но Лия ответила на сарказм:
– Я наконец-то решила воспользоваться советом нашего фюрера и посмотреть наше отечество.
– Вы праздно путешествуете по стране? В одиночестве? – Эсэсовец не выглядел удивленным.
Лия смущенно посмотрела по сторонам, ожидая помощи соседей. У Рейчел участился пульс, когда она поняла, что ее сестра была куда лучшей актрисой, чем можно было бы ожидать.
– Если хотите знать, господин роттенфюрер, я собираюсь продать работы своего мужа. – Лия храбро вздернула подбородок. – Я уже несколько недель не получала от него весточки и вынуждена продать его работы, чтобы позаботиться о нас с бабушкой.
– Значит, – проворчал нацист, не обращая внимания на ее признание, – наша маленькая руководительница хора – пчелка, которая настолько занята, что ей некогда вступить в Женскую нацистскую партию, – решила проехаться по рейху? Пока вовсю не разошлась зима? А не слишком ли вы загружены, фрау Гартман, репетициями детского хора – с будущими участниками постановки «Страсти Христовы», – чтобы отлучаться в такое время? Накануне Рождества?
Рейчел почувствовала, как сжалось сердце, во рту у нее пересохло. По глазам курата она видела, что они совершили ошибку. Лия никогда бы не оставила детей в такое время!
Рейчел уже начала было вставать, собираясь спасать сестру. Но не успела она и слова произнести, как курат вновь вскочил.
– Мы все устроили, герр роттенфюрер. Почему вас это беспокоит? Мы с фрау Фенштермахер будем заниматься репетициями до возвращения фрау Гартман. – Священник стал разыгрывать нетерпение, но Рейчел видела, что он действует на собственный страх и риск.
– Сядьте, отче. – Приказ прозвучал уже резче, у эсэсовца кончилось терпение. – Боюсь, что ваше присутствие крайне необходимо в Обераммергау, фрау Гартман. Вы, разумеется, понимаете, что дети не могут без вас обойтись. – Он улыбнулся одними губами; от его взгляда по спине Рейчел пробежали мурашки. – Для вас же важны дети, верно?
Рейчел услышала, как Лия невольно ахнула, и поняла, что в позе сестры что-то изменилось. Вот только что?
– Я всего лишь на пару дней, герр роттенфюрер, и сразу назад. Я выехала из Обераммергау впервые за несколько месяцев.
– С тех пор как ездили во Франкфурт, если не ошибаюсь. – Эсэсовец вздернул подбородок. – Думаю, что вам не стоит уезжать. Понимаете, мы очень ценим граждан рейха. – Он покачал головой и громко вздохнул. – Конечно, очень жаль, но Обераммергау не сможет обойтись без фрау Гартман – ни сегодня, ни в ближайшем будущем. Я ясно выразился?
– Герр роттенфюрер, я прошу вас, пожалуйста, подумайте еще раз. Это всего одна поездка.
– Мы предпочитаем, чтобы наши пешки всегда находились на шахматной доске, где мы сможем их ясно видеть. – Нацист взял под козырек. – Сами покинете поезд, фрау Гартман, или вам помочь?
Рейчел мысленно молила Лию о том, чтобы та не артачилась, не вступала в спор, хотя она отлично знала свою сестру – сестру, которая казалась робкой тихоней и вдруг превратилась в решительную воительницу, когда речь зашла о безопасности Амели.
Лия встала в проходе.
– Вы приняли мудрое решение, фрау Гартман, – поддразнил ее эсэсовец.
Она не поднимала на него взгляда.
– Ваш багаж? – Он потянулся за чемоданом у нее над головой и поставил его у ног женщины.
Когда Лия нагнулась, чтобы взять его, эсэсовец откинул ее шляпку и погладил по волосам.
– Какие красивые баварские косы.
В душе Рейчел росли негодование и страх, но тут в разговор в очередной раз вмешался священник.
– Моя поездка может подождать. Я помогу вам, фрау Гартман.